Эрнесто Гевара де да Серна родился в 1928 году в Аргентине в богатой, с аристократическими корнями семье архитектора. Этот хвост его имени "де да Серна" указывает на происхождение от вице-короля Перу. Среди предков по материнской линии - ирландцы. Эрнесто - старший сын в семье, еще у него было два брата и две сестры. Детство вполне безоблачное, если не считать того, что в два года он заболел астмой. Которая, во-первых, донимала его всю жизнь, во-вторых, заставила его закалять волю и заниматься спортом. Футболом, в частности. Эрнесто довольно быстро плюнул на учебу. Много читал - упоминают Маркса, Бодлера, Фрейда. Мемуаристы и биографы отмечают самостоятельность, независимость нрава и задатки лидера. Увлечение дальними поездками на мотоцикле и поэзией. Небрежность в одежде и особенно внимательный взгляд. В 1946 году Гевара поступил на медицинский факультет в Буэнос-Айресе, в 53-м его окончил. После получения диплома собирался работать в лепрозории и в своих странствиях, среди прочего, присматривал место будущей службы. Однако оказалось, что с его астмой он не может жить в тропических лесах. После окончания университета Гевара путешествует - из одной банановой республики в другую. В Гватемале участвует в каких-то политических столкновениях. Затем живет в Мексике, работает врачом. В середине пятидесятых он уже обзавелся прозвищем "Че". Что оно означает? Ничего - это энергичное латиноамериканское междометие, выражающее, в зависимости от контекста и интонаций, радость, удивление, боль... Все, что угодно.

Итак, среднего роста плечистый молодой человек, любитель сигар, с редкой бородкой. Работает врачом. Женат. О первой жене Че известно, что она придерживалась левобуржуазных взглядов, но под влиянием мужа перешла в марксизм. Мы скажем: в разнице между взглядами Ленина и Троцкого пусть разбирается Геннадий Зюганов. Но для Гевары и его круга это были животрепещущие вопросы. Все зависит от времени и места: я думаю, подвернись Че другой континент и другая идея, он бы схватил и ее. Боролся бы не за социализм, а, допустим, за экологию. Или за то, чтоб креститься двуперстием. Что касается теории - из любой книги можно вычитать все, что угодно. Че, к примеру, был знатоком и тонким толкователем Жана-Поля Сартра. Посредственного и нудного писателя, чье сознание собственной значительности затмевает в его глазах целый мир. Но 40 лет назад из Сартра вычитывали - а точней сказать, вчитывали в него - все необходимые интеллигенту питательные вещества. Для того поколения, к которому принадлежал Че Гевара, Сартр был культовым автором. 

Fidelity

Сходная история с Фиделем Кастро. Сейчас это комический старик, чуть ли не единственный в мире, кто все еще писает против ветра. Но не всегда этот лидер выглядел зловеще-наивной версией Дон-Кихота. В 1955 году Че знакомится с братьями Кастро. Через общих друзей - знаете, как это бывает. Одна интеллигентская тусовка. Фидель и Рауль готовят переворот на Кубе. И Че присоединяется к его отряду. К тому времени он уже известен ЦРУ и в каких-то тайных анналах значится врагом Америки. Ни Фидель, ни Че в ту пору не были связаны ни с КГБ, ни с СССР. Когда Фиделю удалось захватить власть, в Кремле это было полной неожиданностью. "Да кто это такие?" - вот реакция Политбюро на кубинскую революцию. Конечно, советская резидентура в Мексике знала про группу Кастро, как-то к ней присматривалась, но не более того. Это важно - чистота порыва, человеческая и политическая неиспорченность и Фиделя, и тем более Че. В конце концов, правители, против которых боролся Че, были коррумпированными и жестокими ублюдками. И я думаю, даже у очень миролюбивого человека, окажись он в ситуации, когда надо было бы выбрать между Геварой и его противниками, сомнений бы не возникло. Латиноамериканским революционерам конца пятидесятых противостояли малоприятные личности. Идеология тут ни при чем.

Декабрьское море

Никакой скепсис не будет чрезмерным при описании высадки группы Кастро на Кубу. Не нам судить о том, как готовились к этому предприятию, но [ после того, как двадцатиметровый катер, проболтавшись неделю в штормовом море, наконец достиг берега, выяснилось, что чего-то напутали то ли в картах, то ли в навигации. "Гранма" не бросила якорь у песчаной отмели, а увязла в илистой топи. Катер засекли войска Батисты, тогдашнего диктатора Кубы, против которого все и затевалось, и начали обстреливать его с самолета. Вот как вспоминал об этом сам Че Гевара. "Когда мы высадились, нас разгромили. Мы совершили очень тяжелый переход на катере "Гранма" - 82 человека, не считая судовой команды. Шторм заставил нас изменить курс, большинство страдало от морской болезни. Питьевая вода и продовольствие кончились, и, в довершение всех бед, когда мы подошли к острову, судно застряло в болотистом грунте. С воздуха и с берега нас безостановочно обстреливали, и вскоре в живых осталось меньше половины из нас - или в полуживых, если учесть наше состояние. Из 82 человек нас вместе с Фиделем осталось 12. А вскоре наша группа уменьшилась до семи человек, так как остальные пять куда-то пропали. Вот что осталось от гордой армии Движения 26 Июля."

Сьерра-Маэстра

Итак, декабрь 1956 года. Они все-таки высадились на Кубу. Разрозненные горстки повстанцев кой-как просочились в глубь острова. И в течение двух лет вели партизанскую войну. Семь человек? Это не повстанческая армия, в лучшем случае - шайка вооруженных бродяг. Но пришельцы общались с местными жителями совершенно иначе, чем власти. У крестьян ничего не отбирали силой. Просили или покупали, расплачиваясь, правда, мексиканскими песо. При этом обещали: "Мы возьмем власть и обменяем эти деньги на настоящие". "Мы с удовольствием обнаружили, что крестьяне ошеломлены нашим поведением. Постепенно они становились нашими настоящими друзьями... Но эти первые бои с целью раздобыть оружие вызвали такой зверский террор, какой даже трудно себе представить. В каждом крестьянине власти видели потенциального повстанца и часто расстреливали без всяких оснований. Если они узнавали, что мы прошли через определенный район, то сжигали все крестьянские дома, где мы могли остановиться. Когда батистовские солдаты приходили и не заставали дома мужчин - потому что они работали в поле или уехали в город, - они, решив, что те ушли к нам (к нам действительно шло все больше и больше крестьян), расстреливали оставшихся. Террор, развязанный армией Батисты, несомненно, был нашим самым важным союзником в первый период. Видя этубеспримерную жестокость, крестьяне начинали понимать, что нужно покончить с батистовским режимом." Так об этом писал сам Че. Он оказался талантливым ловцом человеков. Спустя полгода после высадки Кастро назначил Че командиром отряда и пожаловал ему звание майора - высшее в повстанческой армии. Че был дважды ранен, брал города, писал статьи. Нашел себе новую жену. Второго января 59-го года колонна Че вошла в Гавану. Все. На Кубе установился режим Кастро, имеющийся там и по сей день.

Разум и чувства 

Для Че Гевары началсь совсем другая жизнь, не похожая на прежнюю. Он занимал какие-то высоченные посты в правительстве Кастро и непрерывно ездил по всему миру. Все это, однако же, оказалось куда менее увлекательным делом, чем партизанская война. Ну, встретился с Юрием Гагариным. Или - с товарищем Микояном. Появился в шапке-ушанке на трибуне мавзолея во время ноябрьского парада. Революционер, пошедший по чиновничьей части, пополнел. Был светлый момент - когда американцы высадились на Плайя-Хирон, и Че встал во главе войск. Но атаку отбили и все потекло своим чередом. Прага - Женева, Уругвай - Парагвай. Генеральная Ассамблея ООН. Какое-то общество советско-кубинской дружбы. Представьте себе КГБшные хари, теток с высокими прическами, профессиональных передовиков производства, всю фальшь и тоску мирка, в который попал Че. Карьерные дипломаты, паркеты и хрустали, и ни одного искреннего слова. В чем находят отраду чиновники, если они не воруют и не берут взяток? Может быть, власть помогает реализоваться мужскому началу? Но аура плейбойства, роль секс-символа, которую пришпилил к Че восторженный Запад, - вещи виртуальные и от действительности далекие. К тому же не стоит мерить Латинскую Америку и ее легенды северными мерками. Здесь все преувеличенно. Одна крайняя версия утверждает, что он был девственником. Другая - что, напротив, отличался любвеобильностью. У Че осталось четверо детей от его второй (кубинской) жены; вокруг него всегда присутствовали женщины - но (вспомним хоть романы Маркеса) женщины никогда не могли быть доминантой в жизни южноамериканского мужчины. Там не принято концентрироваться на этих вещах. Что оставалось? Писать книги? Че писал. В 60-м вышла его "Партизанская война" - классическая для западного либерала вещь, вроде трудов Мао. Осталось еще множество рукописей, иные из которых до сих пор не напечатаны. Почему? Кастро смирился, нашел кайф в кабинетной жизни и поладил с совком; кому-то же надо было продавать сахар. А Че настаивал на продолжении революции. По его мнению, надо было распространить ее на всю Южную Америку. В Кремле эта теория "перманентной революции" считалась страшной ересью, троцкизмом. Рекламировать ее наши особенно не позволяли. В итоге, успешно посражавшись с ЦРУ, Че попал в косвенную зависимость от КГБ. Пошла совсем другая игра. Гевара терпел ее пять лет. В начале 65-го года он в очередной раз объехал полмира, особенно задержался в Африке, а первого апреля отправил прощальные письма детям, родителям и Фиделю Кастро. Они исполнены пафоса и латинских красивостей.

Фассбиндер

" также многое перенял у Бертольда V» Брехта в плане "отчуждения" матери­ала и трансформации "низменных" жанров комедии и мелодрамы в возвышенное ис­кусство "трехгрошового кино". Вкус к раз­венчанию буржуазного, филистерского, трусливого существования мелких, но ам­бициозных людишек Фассбиндер проявлял и в ранних работах "Боги чумы" (1969) и "Почему господин Р. подвержен амоку?" (1970), и в более поздних - "Сатанинское зелье" (1976), "Болъвизер" (1977) и "Отча­яние" (1978, на мой взгляд, наиболее адек­ватная экранизация произведений Влади­мира Набокова).

Наконец, у него были фильмы, больше по­хожие на обнаженно интимные высказыва­ния - "Кулачное право свободы" (1975) и "В год тринадцати лун" (1978). Месяц июнь стал точкой отсчета в отчуждении и тотальном одиночестве для транссексуаль­ного героя этой ленты, в результате най­денного мертвым в своей квартире. Июнь был последним месяцем и в судьбе режис­сера. "В год тринадцати лун" примыкает и к тем произведениям в богатой фильмогра-фии Райнера Вернера Фассбиндера, кото­рые рассказывают об изгоях (начало было положено в раннем шедевре "Катцелъ-махер" 1969 года). Фассбиндер часто выво­дил на первый план ненормальных, патоло­гических личностей. По его мнению, эти "святые проститутки" женского и мужского пола, равно как иммигранты-рабочие или же анархисты и коммунисты, преследуемые за политические убеждения, являются жер­твами. Они сталкиваются с нетерпимостью, "кулачным правом свободы", подавлением и уничтожением со стороны властей, обще­ства, толпы, присваивающих себе право вы­ступать от имени немецкого народа.

"Мои фильмы часто критикуют за песси­мизм. На самом деле, я показываю людям, что все идет не так, как надо, потому что стремлюсь предупредить: так и будет, ес­ли они не изменят свои жизни. Показав, как работают механизмы происходящего, я хочу заставить людей осознать необхо­димость изменения их собственной реаль­ности. И тогда окончательный резуль­тат будет положительным. Разве это пессимизм?"

Кинематограф для Фассбиндера стал сред­ством обнаружения подавляющих и закаба­ляющих отношений и способом избавления от навязываемых обществом догм, норм по­ведения. Он отрицательно относился к анархизму и терроризму, считая: "Терро­ризм - идея, порожденная капитализмом, чтобы оправдать меры по сохранению в безопасности самого капитализма". Но еще сильнее Фассбиндер ненавидел госу­дарственную систему "узаконенного наси­лия", аппарат нивелирования человеческих индивидуальностей, политику выталкива­ния в маргинальные пределы, всех неугод­

ных действующему порядку. Манипуляция людьми (будь она предпринята коммуни­стами, фашистами, капиталистами или же в узком семейном кругу - собственными род­ственниками) неприемлема для Фассбинде­ра. Эта центральная тема присутствует в стилистически изощренной, на редкость лаконичной в выразительных средствах черно-белой экранизации "Эффи Брист Фонтане" (1972-74, по роману немецкого классика Теодора Фонтане), в пышной, ба­рочной, красочной фреске-мелодраме на­цистских времен "Лили Марлен" (1980) и в порой шокирующей версии "Кереля" Жана Жене.

У его коллеги, Хельги Зандерс-Брамс, была лента под названием "Германия, бледная мать". Учитывая сложные, натянутые от­ношения Фассбиндера с матерью (с ней он ожесточенно спорит в автобиографической новелле из фильма "Германия осенью"), его восприятие Германии не имеет ничего об­щего с образами матери-родины или жены-страны. ГГоначалу она казалась ему ветре­ной девицей, бездумной компаньонкой по молодым эскападам, ернической "святой блудницей" (как в картине "Предостереже­ние перед святой блудницей". В средний период творчества, где-то в 1974-77 годы, стала страдающей и требующей сочувствия чужой женой ("Эффи Брист Фонтане", "Марта"), уже немолодой тещей или про­сто соседкой ("Страх есть душа", "Возне­сение матушки Кюстерс").

Но с 1978 года, при появлении на экране Марии Браун, Лили Марлен, Лолы и Веро­ники Фосс (заметьте, что имена всех геро­инь значатся в названиях), Германия окон­чательно превратилась в "вечную невес­ту", на манер этих фассбиндеровских геро­инь. Одна погибает, так и не успев зажить счастливой жизнью со своим "отсроченным мужем"; другая является недостижимым идеалом чуть ли не для всех солдат второй мировой войны; третья все-таки соглаша­ется на выгодный брак, но тоже обречена на скорую смерть; чего уж говорить о чет­вертой, никому уже не нужной бывшей ки­нозвезде, наркоманке и психопатке, кото­рая представляется женским двойником са­мого Фассбиндера, найденного на полу собственной квартиры через несколько ме­сяцев после выхода на экран "Тоски Веро­ники Фосс". Между прочим, рядом с ним ле­жал сценарий предполагаемого фильма о повенчанной с революцией Розе Люксем­бург, в роли которой режиссер хотел сни­мать Роми Шнайдер, по роковому стечению обстоятельств тоже позволившую себе умереть всего за 12 дней до кончины Фас­сбиндера.

Так можно ли вообще решить однозначно, кем он был сам - бунтарем, одержимо пы­тавшимся изменить в корне неверный по­рядок вещей; защитником всех униженных и оскорбленных, к коим продолжал при­числять и себя; эстетом-циником, открыто спекулирующим на своих маниях и пороках; художником, заключившим "договор с дьяволом" (таков подзаголовок "Кереля", посмертного фильма Фассбиндера).

Фассбиндер любил дёблиновского героя Биберкопфа, что в переводе с немецкого означает "голова бобра". С имиджем бобра тоже связано представление об упорстве и трудолюбии, чего Фассбиндеру - не зани­мать. Он строил свой кинематограф в тече­ние 14 лет - и эта плотина поныне высится как не подверженное никаким напастям прочное сооружение. Интересно, что есть еще поговорка "убить бобра", интерпрети­руемая так: "обманувшись в расчетах, по­лучить плохое вместо хорошего". Вот уж точно - если кому этот немецкий режиссер и мешал, пока жил, то от его преждевремен­ной смерти никому не стало лучше.

лично знал: КГБ и ЦРУ стоят друг друга, и со­ветская и американская политика мало чем от­личаются. Перед своим уходом, в феврале 65-го года, он, выступая на очередной ассамблее, сказал, что, по сути, СССР - империалистиче­ская сверхдержава, которая эксплуатирует страны третьего мира. Затея с "континенталь­ной герильей" была, может быть, последним шансом социализма - не кривого советского варианта, больше похожего на крепостное право, а такого, каким он задумывался. С гибе­лью Че Гевары у Кастро не осталось другого пути, кроме как следовать за угрюмыми рус­скими.

Между тем, образ Че зажил своей жизнью. Ме­диатизация поставила его в один ряд с Мэрилин Монро и Битлз. Че Гевара - элемент поп-куль­туры, и в этом качестве - одна из эмблем все­ленской пошлости. Так обстоит дело в запад­ном, американизированном мире. Надо думать, в третьих странах, где еще не знают, что из ре­волюций никогда не получается ничего хоро­шего, Че Гевару воспринимают иначе. Там он тоже символ - но не прирученного, растиражи-рованного и сниженного до уровня дешевки ра­дикального порыва, а справедливого насилия. Чистосердечной жестокости и благородной жертвы ради лучшего будущего. А вам какой больше нравится?

Михаил Новиков - корреспондент "Коммерсан­та", пишущий о книжных новостях, литературных премиях и, изредка, об авто­гонках "Формулы-1".